Твою мать.
Я человек-твою мать.

Я в панике преодолеваю кафельную плитку на полу, очень быстро, но в то же время стараясь не подавать вида до тех пор, пока не оказываюсь в какой-то кладовке. На мою удачу вместо швабр и пыли меня встречают полки с зельями. Я ни разу не была за этой дверью, но, должно быть, судьба распорядилась встретиться мне именно с ней. И она имела все основания.
Я даже забываю проверить, есть ли кто-нибудь вокруг меня. Я буквально падаю на пол и трясущимися руками вытягиваю из кармана своей ядовито-зелёной формы стажера здоровенный медицинский фолиант. Надо сказать, что это крайне тяжелая штука и тупое уменьшающее заклинание почему-то легче её не делает. Зато очень просто помещает в карман. И я старательно таскаю с собой эту штуковину изо дня в день. На всякий случай. Я просто не могу позволить себе с ней расстаться. Иногда мне кажется, в этих семистах страницах знаний заключено гораздо больше, чем в моей пустой и слишком ветреной голове.
Иногда мне кажется, что эта книга смогла бы стать куда более успешным целителем, чем я.

Все той же трясущейся рукой я увеличиваю пергаментное издание времен детства моей прабабушки, и кидаюсь судорожно его листать. Итак. Ветрянка. Обсыпной лишай. Портальная болезнь. Заражение тентакулой. Укус зубастой герани. Драконья оспа.. Драконья оспа?! Температура, зеленый цвет кожи, волдыри…

Я мгновенно закатываю рукав и начинаю осторожно снимать бинт с собственной кисти, судорожно намотанный примерно час назад. Чувствую, как лицо против моей воли становится гримасой отвращения. Я не столько брезгую, сколько действительно боюсь увидеть то, что там может быть. Сегодня утром это был маленький прыщик. Потом их стало два. К обеду они приняли устрашающие для меня размеры и обрели что-то похожее на лица.. Я не знаю, что это за чертовщина, но тот факт, что я колдомедик (то есть, что я пытаюсь им стать) только удручает ситуацию. Я знаю всё, чем это может быть. Все самые страшные случаи. И сейчас мой мозг упорно подсовывает мне только те варианты болезней и их лечений, которые когда-то приводили к летальному исходу.

Черт возьми, я много раз читала и слушала, как опасно контактировать с пациентами. Я очень старалась соблюдать все правила и дистанции. И все равно какой-то черт из тех, что лежат на койках этой больницы, меня заразил. Он, должно быть, уже давно умер. И вот-вот умру я. И что самое страшное – это вообще не похоже на драконью оспу..
Я перелистываю страницу за страницей, и нигде не вижу ничего хоть сколько-нибудь похожего на мою руку. Я пытаюсь вспомнить с кем общалась сегодня, что ела на завтрак и о чем думала, но мозг в своем приступе паники способен только на два четко и адекватно произносимых слова.
Твою. Мать.

Наверное, это конец. Наверное глупо вот так умирать, только закончив школу и в первый же год своей работы. Про меня так и напишут на надгробном камне – бесполезная смерть бесполезного человека. Это провал. Что скажет мама?..
Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы и задираю лицо вверх. Да, я хочу стать колдомедиком, и все ещё свято верю, что если я подниму голову, слезы не смогут вылиться из глаз. И это даже почти работает.

Только не реветь, Дэвис. Не здесь и не сейчас. Если это смерть, ты встретишь её достойно. И никогда больше не будешь обращаться к себе по имени..

Я так и сижу, пытаясь не зарыдать и не начать выть на весь этаж от отчаянья, и уже начинаю представлять, что в этом мире оборвётся вместе со мной. Кому я не отдам долги, какой пациент пострадает от нехватки стажера. И знаете, что навязчиво крутится у меня в голове между паникой и вселенской грустью? Что в этой жизни вообще. Ничего. Не изменится.
И вот, вся готовая умирать и не возвращаться с того света, уже немного зареванная и все ещё отчаянно впивающаяся глазами в свою руку, я встречаю в этой каморке Невилла Лонгботтома. Привет. Ты так не вовремя, что первым делом мне хочется запустить в тебя своим медицинским фолиантом. Но если я так сделаю, ты узнаешь, что я всё время ношу его с собой. Потом обязательно пойдут сплетни и слухи, что Дэвис сама ничего не знает, зато как полная дура ходит с учебником. Так что как только я проворачиваю это все в своей голове, мгновенно хватаю волшебную палочку и уменьшаю это печатное издание. Все получается крайне глупо и как-то совсем по-детски, но на самом деле очень обидно будет перед смертью ещё и испортить свою и без того несуществующую репутацию.
– Это что, единственная кладовка?.. – мой истеричный голос сейчас выдает всю свою истеричную сущность. - Ты не вовремя! – и тут я больше не могу контролировать свои слёзные железы, и все мои страдальческие эмоции одним резким потоком проливаются в эту каморку. Я реву, передо мной лежит уменьшенная книга, которую я забыла спрятать, вокруг как ни в чем не бывало стоят на своих местах безучастные зелья, и над всем этим возвышается взъерошенная шевелюра Лонгботтома. Я поднимаю свои мокрые и красные глаза на коллегу.
- Мне кажется, я умираю, – в принципе, почему бы и нет. Почему бы и не поделиться с ним своей трагедией. Может быть, вселенная решила послать мне помощь. Помощь в лице этого пухлого грифииндорца, конечно, сомнительная, но кто его знает..
- Посмотри, что у меня с рукой! – я поднимаю её вверх, чтобы ему проще было что-то разглядеть. - Я не понимаю, что это, но вчера этого не было! – есть подозрение, что он пожалеет о том, что открыл сегодня эту дверь. И будет жалеть об этом ещё очень долгое время. Но поздно, Лонгботтом. Каким-то образом, ты уже втянут. И если что - я буду умирать у тебя на руках, имей в виду.
- Это наверное от того старика в приемной! Видел какое у него было лицо?! Или из-за той леди с кустами! – поток слов прерывается постоянными всхлипываниями и заиканиями, и я даже не знаю, сколько из этой бесценной информации на самом деле доходит до ушей Невилла. Хотя я очень искренне стараюсь выражаться как можно более доступно.
- Я заразилась какой-то болезнью, в первый же год я заразилась какой-то болезнью, я не доживу до старости и буду печальным примером для всех стажеров всех лет.. – и самое главное - меня сейчас будет довольно трудно остановить. Наверное, это все ежедневный стресс от этой сумасшедшей работы и постоянный недосып. Это всё нервы и вечный страх ошибиться. Опозориться. Пролететь где-нибудь. Я сую свою руку Невиллу на самом деле боясь увидеть встречное выражение его лица. Вдруг, он знает что это и сразу все поймет, и своим гриффиндорским голосом сейчас скажет, что я правда обречена. Или просто посмеется над моей бесславной участью. Или позовет кого-то третьего.. Мне не нравится ни один вариант развития событий, но я с удивлением отмечаю, что когда я не одна в этой кладовке - мне становится на крошечный миллиметр легче. Так что при случае, и если не забуду, я ещё скажу этому человеку около двери спасибо. Может быть.

Меня несёт по всем стадиям истерики, если только у неё есть какие-то стадии. Я реву, с каждой секундой все меньше пытаясь скрыть свои эмоции, что-то там проговариваю сквозь рыдания, очень стараясь передать все, о чем думаю, этому несчастному гриффиндорцу, который прямо сейчас, на моих глазах, начинает жалеть о том, что прикоснулся к этой двери сегодня. Я активно выплевываю всю доступную мне информацию по поводу моего состояния в этот мир, параллельно пытаясь не захлебнуться и не задохнуться своими бушующими в этой кладовке эмоциями, но вся эта истеричная феерия кончается почти так же резко, как и началась. Собственно говоря, Невилл залепил мне что-то вроде.. пощечины? Точно не знаю. И меня так впечатлил тот факт, что он решил ко мне прикоснуться, точнее, к моему лицу, точнее.. Он хотел привести меня в чувства?
Я мгновенно замолкаю и чувствую, как то, что было истерикой в моем организме, замерло и все обратилось во внимание. Я даже забываю о своей руке, о кладовке, об этой больнице, о семи годах, проведенных в школе.
– Что? – выдыхаю все свое недоумение одним вопросом. Я даже сама не могу понять, то ли я бесконечно возмущена, то ли просто удивлена. То ли мне вообще не до этого сейчас, когда я на пороге жизни и смерти, и можно спокойно попытаться врезать мне ещё пару-тройку раз. - Что ты, мать твою.. – что это было вообще? Собственно, Невилл мгновенно, пока я не успела ещё договорить свой едва начатый вопрос, перехватывает инициативу этого диалога и хватает меня за руку, которую я почему-то все ещё протягиваю ему на встречу. Да, Дэвис, молодец, ударили по левой щеке – подставь правую. Или начни хотя бы с руки.
Ах да. Рука. Вот на этом моменте я решаю, что все-таки мне пока совершенно некогда выяснять, какого черта он тут распускает свои гриффиндорские ладошки. И я даже на секунду не замечаю того, что это более чем помогло остановить мою внезапную истерику, грозящую уничтожить светлое сознание Лонгботтома одним только своим надрывом. В общем, я откладываю (разумеется, на время) все свои оскорбленные слизеринские порывы, и терпеливо жду, пока он что-то там бормочет, вглядываясь в мое запястье, зажигает палочку, вертит мою ладонь в одну сторону, потом в другую. По мере того, как он хмурится, мне становится все страшнее. Серьезно, это его озадаченное лицо не может говорить о чем-то хорошем.
– В смысле, спокойно?.. – Невилл смотрит на меня, явно ожидая каких-то комментариев, и я серьезно не понимаю, о чем тут ещё можно разговаривать. Вот же она – смерть расположилась прямо на моей коже.
– Проблема в руке, Невилл! – что за идиотский вопрос. Он со всеми ведет себя так? Ему приводят леди с кустами ежевики на бровях, а он спрашивает «что вас беспокоит?». Собственно, ничего особенного и бросающегося в глаза. Просто скучно было сидеть дома.
– Видишь эти штуки? Вот здесь? – я встаю и продолжаю старательно подставлять руку коллеге под нос. - Это точно не драконья оспа.. и не лишай, у лишая вроде бы не бывает глаз.. – вот теперь мой голос снова дрожит, ибо я снова вспомнила, что это не похоже ни на одно известное мне заболевание. - Я вообще первый раз такое вижу, – и снова начинаю реветь. Но, по крайней мере, уже не так надрывно.
– Что это, Невилл, скажи, что ты знаешь, что это и как это лечить, – мне почти хочется его обнять и начать пускать споли в его медицинскую форму. Мне очень жаль умирающую молодую меня и я жажду предсмертной поддержки. - Оно появилось сегодня утром, но было не такое большое, а теперь их уже три, и они все постоянно смотрят на меня, – я прижимаю вторую руку к лицу, очевидно, пытаясь физически остановить свое снова набирающее обороты отчаянье. – Что мне делать, Невилл? – я смотрю на него большими, полными надежды и слез голубыми глазами и очень жду ответа. Хоть какого-то. Давай же, Лонгботтом..