Семья — это либо постоянный саботаж, либо надежная опора.
В последнем случае тебе очень повезло.
Адриано Челентано

Любая семья – это маленькое государство, со своим королём, народом, а иногда, если во главе не диктатор, ещё и с парламентом. А аристократическая семья – это империя, с колониями в виде дочерей, племянников и внуков в других семьях. Парламент и монарх, как правило, друг друга не любят, но традиции уважают и те, и другие. Колонии тоже часто бунтуют, или желая отделиться в самостоятельное государство, или желая полностью вернуться под родную корону. Второе реже. Эффективная внешняя политика обеспечивает хорошие отношения между маленькими государствами, приток выгодных капиталовложений и образование новых колоний. Старые и опытные монархи легко лавируют в политике, всегда оставаясь «на гребне волны», а вот молодым часто приходится учиться на своих ошибках, тут не обходится и без бунтов, бойкотов парламента и роспуска партий.
Молодой монарх Амикус Керроу мнил себя самодержцем. Становится главой Рода в двадцать два для юношей вредно, это всеми доказано. В тридцать два – уже не плохо, в сорок два – само то. Но двадцать – это возраст сумасбродства, необдуманных глупостей, хорошо обдуманных глупостей и совершенно случайных мудрых поступков.
К хорошо обдуманным глупостям относится много вещей, но первая из них – брак. Прежде чем заключать помолвку до достижения тридцати лет, уважающий себя мужчина должен трижды подумать, а потом ещё раз трижды, взвесить все за и против, внимательно присмотреться к невесте, к её матери, и к своим родственникам. Если лица невесты и её мамы покажутся прекрасными, лица недовольных родственников могут быстро убить всю радость. Попытайтесь посоветоваться с сестрой, если она у вас есть. А если ваша сестра столь же чистокровна как вы, красива, умна и с характером, сделайте это обязательно. Если же вашу сестры зовут именем фурии мщения, не вздумайте ставить её перед фактом, приводя невесту в дом. Ради сохранности невесты.

Семейный ужин, как казалось Амикусу, прошёл не плохо. Узкий семейный круг, из трёх человек, сумел поддерживать беседу на протяжении четырёх часов, Эмилия не слишком робела, держалась вполне уверенно, Алекто казалась задумчивой и сдержанной, но мысли, одолевающие её, остались для её брата тайной. Сам же Керроу, на правах хозяина дома, шутил, подливал дамам вино, говорил комплименты  их нарядам и мыслям и думал о том, как всё удачно складывается. Его авантюра под названием «Эмилия Роули» переросла в нечто большее, в благополучное будущее и счастливое настоящее. Можно было назвать подобное большой удачей, но Амикус предпочитал отдавать хвалу собственной прозорливости и хорошему деловому чутью. Ведь, как известно, брак – это зло, но зло необходимое, а потому выбирают из зол наименьшее. В данном случае, Амикус Керроу менял всех своих женщин, что у него были или когда-нибудь будут, на одну единственную – Эмилию Роули, будущую Керроу. Он считал эту сделку вполне достойной. И, к несчастью, забывал, что среди тех женщин, которым в его жизни отныне не будет места, или будет крайне мало, окажется и Алекто.
Влюблённость не застила взор и не мешала видеть окружающий мир, но придавала ему некоторый блеск, несуществующий, но скрашивающий грязь и мрачность. Проводив Эмили до родительского дома, и украв с её губ поцелуй, Амикус возвращался к себе в прекрасном расположении духа. Он был чуть пьян, вокруг цвело лето, над головой раскрывалась тёмная июльская ночь, а дом был тёплым и приветливым. Домовики убрали со стола, погасив огни в малой столовой, и Керроу крался в темноте на второй этаж, мимо двери спальни сестры. В её окнах свет не горел, и справедливо было думать, что она уже спит после утомительного дня, проведённого за приёмом гостей. Открыв дверь своей комнаты, стараясь не выдать себя скрипом половиц, Амикус прошёл к кровати и рухнул на неё лицом вниз, зарывшись головой в подушки. И тут же краем глаза заметил вспыхнувший в комнате свет.

Отредактировано Amycus Carrow (2015-07-16 17:11:55)

Свет в конце тоннеля иногда означат вовсе не конец всех проблем, а всего лишь то, что вы сидите на рельсах и к вам приближается поезд. Впрочем, это тоже может быть решением, не самым лучшим, конечно. Но, всё же, бросаться под поезд – это последнее дело, и больше подходит для чувствительных героинь любовных романов, чем для упрямых молодых людей, счастливых в любви. Другое дело, что поезд – гипотетический, а наезд – вполне реальный. Тогда только два выхода: бросаться в сторону и бежать или падать на рельсы и надеяться, что вас не заденет. Впрочем, бросится в сторону в узком тоннеле проблематично. По этому Амикус Керроу распластался по кровати, накрыв голову подушкой, терпеливо ожидая приближения поезда имени Алекто.
- И чего тебе не спится, ночь на дворе, - пробурчал молодой человек куда-то в перину. В голове у него было поразительно легко и свободно, гуляющий там ветерок мешал мысль как по осени листву в парке, и от этого ветерка было свежо и свободно дышать. Какие Тёмные Лорды, какие планы, чистота крови…О чём она вообще говорит? Приподняв голову, чтобы слышать сестру и вторым ухом тоже, Амикус приоткрыл глаз, прикрывая лицо ладонью.
- Ну и что, что Тёмный Лорд? Он только что и твердит, что о грядущей победе. Мы к ноябрю будем на коне, фестрале или гиппогрифе, выбирай любое непарнокопытное, - Керроу открыл второй глаз, и от яркой лампы перед взором тут же запрыгали точки и поплыли цветные круги. – И всю эту ржущую братию я запрягу в свадебную карету, - эту шутка показалась очень смешной, но смех оборвался под взглядом сестры, сидевшей на краю кровати. В нём была грусть и даже мольба, невысказанная просьба, и такие взгляды всегда действовали на Амикуса безотказно.
- Лекс, это просто помолвка, я не обзаведусь кольцом завтра же, это не так быстро делается, - надо отметить, что пренебрежительный тон был хоть и прекрасно сыгран, но Амикус всё же жалел, что «это не так быстро делается», он лукавил, когда говорил лишь расчёте, финансовых планах и отсрочках по «личным причинам», коими, разумеется, был Тёмный Лорд. Будь его воля, Эмилия Роули стала бы его в ближайшие недели. Но её семейство тянуло с церемониями, бесконечно перебирая бумаги и меняя даты. Керроу финансовая сторона брака интересовала мало, он мог себе позволить женится даже на бесприданнице, и его буйный нрав требовал исполнения желаний «здесь и сейчас».
С трудом приняв вертикальное положение, всё ещё немного пьяный и весёлый Керроу со вздохом избавился от галстука и грубовато вынул запонки, кинув их на прикроватный столик. Играть роль светского льва в обществ двух любимых дам было весело, но местами утомительно.
- Не переживай так, Лекс, всё будет просто, - Амикус встал и потянулся, - просто прекрасно. Она славная, я уверен, вы подружитесь. А Тёмный Лорд…вряд ли он захочет гулять у нас на свадьбе, да и приглашать его я не горю желанием.
В распахнутой рубашке, в сапогах, нещадно сминая дорогую ткань мантии и штанов, Керроу снова рухнул на кровать, увлекая с собой сестру. Ему хотелось её щекотать, зарыть в подушки, как в детстве, завернуть в покрывало, как гусеницу. Ему хотелось, чтобы она смеялась, и околдованный вином и эмоциями разум отказывался понимать, почему она так серьёзна, почему она не радуется вместе с ним.

Отредактировано Amycus Carrow (2015-09-09 13:04:04)

Мой дом – моя крепость. Известное выражение, как многим кажется, описывающее уют и покой. Но если вы хотите уюта и покоя, не вздумайте селиться в крепости. Эти стены созданы для огня и криков, для осадных башен и стрел, летящих в бойницы, для рвов вокруг, в которых будут тонуть захватчики и защитники, скинутые с парапетов. «Мой дом – моя крепость» значит, что ты сидишь в осаде и молишься, чтобы стены выдержали натиск, чтобы ворота были крепки, чтобы внутри среди защитников не началась паника или мор, чтобы всем хватило воды, еды и веры. Над башнями поднимаешь своё знамя и даёшь крепости гордое имя и эпитет «неприступная», если всё получится. Но крепость остаётся крепостью, и снова к воротам придёт люди с оружием. Их просто притягивают эти стены, выстроенные для войны.
За окнами стрекотали цикады, и ветер играл занавесками в открытом окне, вытягивая лёгкие белые ткани на фоне чёрного звёздного неба. Где-то в яблоневом саду пели ночные птицы, и свежие травы нового лета наливались соком. Там, за стенами этого дома, за оградой сада, шла война. Там не маршировали полки и не надрывали голос командиры, не звенели клинки и не трещали щиты. Но каждое утро люди, просыпаясь в своих кроватях, благодарили кого-то, в кого верили, за то, что проснулись. Лето восемьдесят первого года.
- Мы не дети, к сожалению, - со вздохом ответил Амикус, прикрывая глаза в ответ на нехитрую ласку сестры и её печаль. Веселье оборвалось так же внезапно, как возникло, будто вдруг где-то далеко прозвучал боевой рог, или в ворота ударил таран. – Я теперь ничей, и ты тоже. Мы можем принадлежать только этому, -  согнутая в локте рука и закатанная манжета, нехитрые чары, скрывающие от глаз людских то, что им видеть нельзя, сняты, и на коже расцветает чёрное тавро – Знак Мрака.
- Я бы показал ей это, но, боюсь, всё  уже зашло слишком далеко, - Амикус одёрнул рукав, а потом, секунду помедлив, сдёрнул с себя мантию и рубашку, швырнув одежду неаккуратным комком на пол. Домовики давно привыкли к тому, что одежду молодого хозяина приходится искать по самым неожиданным местам, а старый эльф отца любит повторять, что жена отучит мистера так обращаться с вещами. Разумеется, он это бормочет, когда думает, что его никто не слышит.
«В этом чёртовом доме все до единого меня пытаются учить. Слугам не нравится, что я разбрасываю вещи, зеркало заявляет каждое утро, что нужно раньше ложиться спать, портреты родственников – что пора взяться за ум и найти место в Министерстве. Да я…всё ваше министерство! Скоро дверные ручки будут мне заявлять, что слишком поздно пришёл домой».
Рухнув на кровать, Керроу закрыл лицо ладонями, спасаясь от яркого света лампы над головой. Шёлковое покрывало обняло спину и плечи липкой прохладой, и, несмотря на июнь, царящий на дворе, вдруг очень захотелось достать шерстяной плед и убрать подальше эти шёлковые покрывала. Хотя бы из вредности.
- Азкабан? Ну, допустим, - приподнявшись на локте, Керроу серьёзно взглянул на сестру. – Допустим, нас поймают и посадят. Допустим, что Лорд не сможет нас вытащить оттуда, или не захочет – что вероятно. Нам дадут лет двадцать, а может больше, и что дальше? – сложив руки на груди и уперевшись затылком в подушку, Амикус смотрел на Алекто без тени недавней весёлости. Он думал, не раз думал, что всё может пойти не так, что что-то обязательно пойдёт не так. – Такой срок а Азкабане – это смертный приговор. Если мы и выйдем оттуда, то будем уже стариками, и от нас ничего не останется, понимаешь?
Сорокалетний отец казался Амикусу мудрым стариком, а самого себя в сединой в волосах он даже не мог представить. Двадцать долгих лет вперёд – это слишком большой срок для юношеского взгляда.   
- Может быть, если я не откажусь от неё сейчас, у меня хоть будет кто-то, кто будет меня ждать, - будет ли Эмилия ждать, когда узнает, что из себя представляет её жених? Пожалуй, будет, если он к тому времени станет её мужем, если вдруг он успеет стать отцом её ребёнка, она не сможет просто выкинуть всё из своей жизни. А дурные сны, нарастающая тревога, будто приближение бури, заставляли Амикуса искать что-нибудь, что позволит ему остаться с этим миром, когда налетит шквал и перевернёт всё вверх дном. К хорошему или плохому, нужна страховка, трос, якорь, чтобы не потонуть, не потеряться в небе, не сорваться в пропасть.
- Я дурак, Лекс, ты знаешь, какой твой брат дурак. Тебе нужно было тогда никого не слушать, ни меня, ни разум, а ответить Краучу то, что хотела ответить именно Алекто, а не голос Тёмного Лорда.