«Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить».©

Никогда не спеши заводить врагов, никогда не спеши от друзей откреститься. Не милуй врага, которого приговорил, никогда не сожалей о подаренном прощении. Не поворачивай назад и не оглядывайся. Не возвращайся на пепелище костра, не ищи в холодной золе закопчённые осколки.
Все правила, которые так хочется нарушить, начинаются с категоричных «всегда» и «никогда». «Никогда» рассыпается чаще и звонче. Но что значат правила для невидимки, в тишине коснувшегося дуновением воздуха печально приоткрытых ворот. Лёгкая рябь в ветре оставила на сырой земле следы, и следы эти пролегли по дорожке к чёрному пятну посреди пожухлой ржавой травы. Земля что-то шептала о высоком доме, о яблоневом саде и о море огня, поглотившем и деревья и дом. Сквозь пепел пробивались зелёные ростки, чёрные хлопья темнели на листках клевера, покачиваемых ветром. Три листа зелёных, четвёртый – чёрный, не принадлежит этому стеблю и не принесёт удачи. Ветер прошёл дальше, и зелёный символ несостоявшегося везения смялся под невидимым сапогом.
Здесь давно не было людей. Там, где находит пищу Адское Пламя, люди ещё долго не найдут покоя. Чёрная трава скроется под ковром из трилистника, покрытые копотью камни оплетут плющ и хмель, под остовом крыш поселятся летучие мыши. Ворота, когда-то оберегавшие покой, станут стражниками памяти. Люди не скоро вернутся сюда. Когда пламя полыхало, отражаясь в небесах, укрощать его было уже поздно, и этому зверю позволили пожрать всё. Те, кто звали себя хозяевами дома, знали, кто спустил на них Адов огонь, они почти видели его глаза, когда смотрели на поднимающийся чёрный дым.  Дом Кэрроу, выстроенный отцом и погубленный сыном, перестал существовать. Над пожарищем хрипло кричат вороны и растаскивают чудом уцелевший хлам.
Воздух чуть заметно рябил, выдавая невидимку, бредущего по руинам. Незваный гость поддел носком сапога камень, рухнувший откуда-то и засевший во влажной земле. Нельзя было этого увидеть, но можно представить, как человек, прячущийся под завесой магии, поднял голову, чтобы взглянуть на остатки перекрытий. Ещё не один камень там угрожающе покачивался, грозя сорваться вниз. Было ли причиной тому порыв ветра или помощь со стороны, но один обтёсанный валун сорвался вниз, с глухим стуком встретившись с землёй. Вверху, где этот валун был только что, раздался металлическое дребезжание. Тут уже и правда помогла магия, и скромная железка мягко спланировала в руки волшебнику. В воздухе перед прозрачным взором зависла маска, с грозной и спокойной бычьей мордой и загнутыми рогами.
Маска была слепа, отверстия для глаз отсутствовали, бык казался спящим. Но у Амикуса закололо в пальцах от ощущаемой силы, что плескалась за этими сомкнутыми веками. Казалось, одно не осторожное движение или звук, и глаза распахнутся, багровея от ярости, а из широких ноздрей повалит дым. Африканского демона-буйвола, и маску с его изображением считали покровителями дома и очага, хранителями и защитниками. А этот охранник лишился дома. Огненный дух, заключенный в бронзе, не погиб в огне, но накопил в нём сил и гнева. А сейчас руки к нему протянул губитель этого дома. Впору отдёрнуть руки и удивиться, как ещё ты жив, Кэрроу!
Вытащив из кармана платок, Амикус увеличил его и аккуратно завернул в получившееся полотнище маску, стараясь не смотреть в грозную морду. Даже с закрытыми глазами эта маска казалась пугающе зрячей. Камни печально вздохнули, когда артефакт скрылся в воздушной ряби под отворотом плаща. Камни просили мести за свою гибель, просили смысла этой гибели, и тосковали по единственному защитнику. Амикус пообещал показать демону настоящих врагов Дома.
Мешком золота можно убить куда больше людей, чем копьём и мечом.
Сергей Лукьяненко.
Сколько стоит твой враг? Не говори, что его жизнь не стоит ни кната. Сколько ты потратишь на убийцу, который выследит и убьет человека, сколько запросит судья, чтобы приговорить человека к решётке или плахе, сколько будут стоить журналисты, которые найдут в шкафах у соперника старые скелеты? Всё это стоит подчас очень дорого. Каждый вздох того, кого ты ненавидишь – это кнаты, сикли, галлеоны. Назначь за его голову высокую цену и понадейся, что расходы будут оправданы, а цена – достаточной, чтобы не нажить себе врагов среди убийц, судей и журналистов.
В очередной раз приходится вспоминать, что в жилах течёт чистая кровь, а в сейфах глубоко под землёй искрится золото. Аристократ – судия, а не палач, не пристало ему махать топором, это работа других. Но прежде чем заплатить за чужие кровь и слёзы, придётся за золото «отдать в уплату плоды трудов своих». Аристократы вспоминают о том, что они аристократы, скрывают одежды бойца под отглаженными мантиями, меняют внешность, стирая с лиц годы изгнания и отчаяния. Спящий буйвол следит, не отрывая взора.
«Эта штука меня нервирует, - признался самому себе Амикус, засовывая маску бездонный карман мантии. – Я вздохну спокойно, если всё сработает, и я от неё избавлюсь».
Кэрроу нервничал, всё ещё сомневаясь в плане. Ему хотелось молиться, чтобы он не ошибся на счёт артефакта, хотелось молить Фортуну дать им с Барти те самые две минуты на пересечение зала банка. Им нужны всего три минуты на вход, гоблин и заложник, и минут десять переполоха наверху – это ведь не так уж много. Продержится ли старый африканский Буйвол против охранников и ликвидаторов хотя бы десять минут? Не смоет ли маскировку раньше, чем товарищи окажутся в туннелях Гринготтса? Одни вопросы и никаких ответов.
- Это получилось у Поттера, получится и у нас, - едва слышно прошептал Амикус, не зная, самому себе или Барти, поднимаясь по широким мраморным ступеням банка. В конце концов, они пришли не за чужим, а только за своим, и не возьмут ни кнатом больше, чем нужно. Это была одна из главных причин, по которой Амикус отверг идеи пригласить кого-то ещё в эту опасную авантюру – он собирался открыть своим ключом свой сейф, и сам решить, сколько из семейного золота можно потратить на месть. Где-то на задворках сознания всё ещё теплилась надежда на то, что деньги могут понадобиться не только на кровь и дым, но и на смех и радости.
Высокие двери распахнулись, открывая длинный зал, озарённый огнями и отблесками драгоценных камней и металлов. Людей было много, гоблинов ещё больше. Они походили на муравейник, где все движения вместе выглядят хаотичными, но при этом каждая букашка знает своё дело и свою тропу. Бросив взгляд в отполированную створку дверей, Амикус убедился, что всё ещё не похож на себя, и двинулся в толпу, уверенно вклиниваясь между служащими и клиентами. Ему нужно было найти удобный момент и время для запуска артефакта, при этом удержав в поле зрения дверь в туннели, Барти, гоблинов и посетителей. Слившись с мельтешащей толпой, Кэрроу вынул из-за пазухи завёрнутую в ткань маску и распутал свёрток. Маска блеснула в свете свечей, словно была отлита из золота, и глаза ближайшего гоблина у стойки загорелись. В Банк часто приносили интересные вещицы, гоблины всегда были рады, особенно, если вещь была сработана их народом.  Послав служащему улыбку, Амикус положил артефакт на стойку. Но едва длинные пальцы гоблина протянулись к вещице, как та исчезла.
Через мгновение со стойки на мраморный пол слетел клубок багрового дыма, материализуясь в настоящего буйвола. От его красной шкуры валил дым, из ноздрей летели искры, а глаза теперь были открыты. Чёрные, без зрачков, души и жалости. Зверь бросился вперёд, едва не сбив с ног не успевшего вовремя метнуться в сторону Амикуса, но этот человека демона не интересовал. Грозный рык, просто не могущий принадлежать мирному травоядному, прорезал пространство зала, и раздались крики.
Кэрроу забылся на секунду, любуясь невероятным творением безымянного мастера – этот артефакт был создан настоящим умельцем. Но время, безжалостное время подгоняло, и взгляд, прервав любование зверем, прошёлся по публике, охваченной паникой. Барти должен был, не теряя времени, захватить под Империус гоблина, что проложит путь дальше, и пробраться к дверям. А Кэрроу, прикрываемый маскировкой, смешался с объятыми страхом людьми, выискивая жертву, жизнь которой оценят выше, чем душонки двух Пожирателей Смерти.
Две минуты на то, чтобы пересечь зал, и встреча у входа в туннели.

Отредактировано Amycus Carrow (2015-08-16 18:21:48)

А ведь всё начиналось так хорошо! Только Флер этого почти не осознавала, захваченная вихрем обычных банковских будней, с виду суетливых и напряженных, но таких привычных и каждодневных. Работать с гоблинами временами было сложно, но она уже почти к этому привыкла. Работа, раньше казавшаяся сложной, теперь была скучной рутиной, некоторые вещи делались машинально, а голова тем временем обдумывала простые домашние хозяйственные дела, вроде того, что не помешало бы постирать занавески в кухне или не приготовить ли на ужин морковный пирог. Впрочем, временами все-таки возникали проблемы, требующие особого внимания. Например, когда гоблины внезапно артачились, или, когда слаженная работа прерывалась из-за чьего-нибудь головотяпства. Иногда два этих фактора совпадали, например, сейчас, когда не все документы на изъятие артефакта были заполнены, Билл куда-то запропастился, а гоблин с елейной улыбочкой требовал бумаги, якобы необходимые ему прямо сейчас, срочно и точка.
- Мистер Носподак, я не могу передать вам сейчас документы, они не готовы… - девушка уже начала раздражаться, хотя после стольких лет знакомства с этими упрямыми и хитрыми существами, знала, что именно этого они и добиваются – раздражёнными людьми легче манипулировать. Сами же гоблины зачастую только делают вид, что они рассержены. Помня это, Флёр заставила себя глубоко вдохнуть и мысленно досчитать до пяти. Она уже открыла рот, чтобы продолжить отбиваться от настырного гоблина, как внезапно обнаружила в поле зрения незнакомого смуглого мужчину, одетого во всё черное. Неприятное, колючее беспокойство зашевелилось у девушки где-то в районе желудка, беспокойство, которое она не смогла бы объяснить. Однако Флер не успела ничего сделать или предпринять, всё произошло в считанные мгновения, даже хорошо подготовленный аврор не выхватил бы палочку за такое короткое время.
Незнакомец наложил Империус на Носподака и тут же указал палочкой на Флер, которая не могла не то, что сказать что-либо, но и шевельнуться. Девушка лишь широко распахнула глаза, уставившись на направленное в неё оружие. В голове пронеслось несколько несвязных мыслей, мозг француженки лихорадочно пытался понять, что происходит. Ограбление в Гринготтсе? Средь бела дня? Как, скажите на милость, она, Флер, могла угодить в такую историю?
Когда слышишь новости об ограблениях или того хуже, убийствах, зачастую думаешь: «Со мной не может такого произойти, с кем угодно, только не со мной». И Флер не была исключением из этого правила. Она не была трусихой, то есть, в какой-то мере, конечно, она испытывала страх, но, зачастую, старалась его подавить. Она пережила войну, сражаясь бок о бок с Орденом Феникса, но она никогда не могла представить, что с ней может случиться что-то подобное этому во время обыкновенного рабочего дня в банке. С кем угодно только не с ней.
Девушка думала о том, что должна подать какой-то знак, чтобы другие работники банка поняли, что ей нужна помощь, ведь, к счастью, на нее Империус не наложили, видимо, считая, что она итак безопасна. Блондинка, девушка, вейла. Безопасна, ага. Не стоило и думать, конечно, применять чары, несомненно, что она не успеет сделать ничего полезного, а возможно, только навредит ситуации. Могут ли её убить? Несомненно. Умирать Флер совсем не хотелось, но она чувствовала себя беспомощной.
- Х-хорошо, что я должна делать? – высокий голос девушки прозвучал довольно хрипло, горло перехватило от волнения. Внимание француженки привлекли крики в конце зала. Из-за большого скопления людей девушка не могла разглядеть, что там происходит, но догадывалась, что это имеет некоторое отношение к её проблеме. Зато стало понятно, почему на их небольшую компанию никто не обращает внимания. Скорее всего, преступник здесь не один и он, очевидно, хорошо продумал тактику проникновения в банк, который до этого считался практически неприступным. И Флер волей случая оказалась в центре событий. «Давай, милая героиня войны, придумай что-нибудь». Очень знакомым тоном скомандовал внутренний голос, но Флер не знала, что делать. Единственное, что она могла – не демонстрировать свой страх и подчиняться требованиям. До поры до времени.

Отредактировано Fleur Weasley (2015-08-19 23:18:18)

— Зря ты так. Плохая примета.
— Я не верю в приметы. Мы сами куём удачу.
«Хоббит: Пустошь Смауга»
Всё складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Пробираясь сквозь толпу кричащих людей и ошарашенных гоблинов, Амикус каждую секунду ждал, что что-то пойдёт не так, и за каждое мгновение, пролетающее по плану, хватался как утопающий за соломинку. С какой стати Фортуне может прийти в голову помогать двум забытым Судьбой преступникам, раньше эта многоликая госпожа не была замечена в жалости к тем, с кем старшая её сестра уже наигралась. Но от таких подарков не отказываются, более того – это опасно. Опаснее, чем выпускать разгневанного демона посреди банковского холла, опаснее, чем бежать через кордоны авроров и ликвидаторов, поднятых по тревоге. А Фортуна смеётся, глядя вслед, и кидает ревущего демона на единственного молодого парнишку, заинтересовавшегося странным господином, лавирующим между стражами порядка. Амикус этого даже не видел, прокладывая себе дорогу вглубь зала. Он никогда не верил в приметы, да и в удачу тоже, называя это всё смекалкой, интуицией, хорошей реакцией. Но сейчас ему отчётливо казалось, что Фортуну он слышит, почти видит её.
Смеялась она как девчонка, но от этого смеха мороз шёл по коже, потому что невозможно было понять, смеётся ли она вместе со своей новой игрушкой или над ней.
Оказавшись почти у входа в тоннели, слабо веря в происходящее и моля небеса, чтобы сию секунду нашёлся Барти, Амикус наткнулся взглядом на мирно беседующую группу – мужчину, похожего на самого Керроу как на брата родного, гоблина с остекленевшими глазами и …красавицу с длинными светлыми волосами и будто светящейся кожей. События прошлых лет замелькали перед глазами как колдофото в старом альбоме, и вот уже эта же женщина, в роскошном платье и дорогих украшениях, а рядом с ней рыжий мужчина, готовый броситься в драку. А ещё раньше – среди вспышек заклятий у стен Хогвартса, в прожженной мантии и растрёпанная. Флёр Уизли, вейла из Шармбатона.
«Этого не…чёрт возьми, да!» - внутри всё ликовало, и за этот подарок Амикус был готов поверить в любых покровителей и богов.
- Прекрасная леди, от вас требуется исключительно украшать наше общество, - вкрадчиво произнёс Керроу, подкравшись к девушке сзади. Палочка, давно бывшая на изготовке, коснулась шеи волшебницы, даже не угрожая, а лишь намекая на возможность причинить вред. Да и кому может прийти в голову испортить такую красоту? – Ничего не бойтесь, вам не причинят боли.
Придержав очаровательную заложницу за талию, Амикус шагнул в дверь тоннеля, успев при этом подмигнуть Барти и шепнуть, - Прекрасная работа.
Едва за группой неожиданных любимчиков Фортуны закрылась тяжёлая дверь, наступила тишина, нарушаемая лишь теми звуками, что живут в пещерах. Где-то капала вода, журчал подземный ручей, ветерок подвывал в глубоких тоннелях. Скрежеща колёсами, подъехала старая тележка, заставляющая вспомнить скорее глубокие шахты, чем банковские хранилища. Узкая и неудобная, она с трудом вместила двоих взрослых мужчин, гоблина и хрупкую леди. Гоблина пустили за рычаг управления, и Барти отдал приказ отправляться.
В детстве Амикус любил эти катания на тележке, он просился с отцом в банк даже тогда, когда тот шёл исключительно по своим делам. Отец мог сколько угодно говорить своим знакомым, что его сын любит банковские дела, но в действительности любовь мальчишки распространялась исключительно на гоблинские тележки. Теперь, тридцать с лишним лет спустя, Амикус уже не мог оценить все прелести высоких скоростей, заносов на поворотах, скрежета тормозов и противной тошноты. Держать при этом кого-то под прицелом было невозможно, поэтому Флёр получила относительную свободу – её никто не держал, и вообще внимания вдруг стало гораздо меньше.
Но только до того момента, как выйдя из резкого спуска и вскарабкавшись на горку, телега не начала вновь набирать скорость, несясь прямиком в низвергающийся на рельсы водопад.
Резко подняв палочку и схватив за руку девушку, Амикус пытался удержать в поле зрения Барти и гоблина, но когда в лицо хлынула холодная вода, сдирающая всякую маскировку, а в ушах раздался отдаленный вой охранных чар, что-либо разглядеть было трудно, сориентироваться и того сложнее. Оставалось только молиться и уповать на ту самую Удачу, в которую никто не верит, что чары мягкого приземления захватят всех, никто не разобьётся и не покалечится. Запасных планов в запасе не было, и «запасных» участников тоже – только один гоблин, чтобы открыть сейф и управлять тележкой, только один заложник, чтобы попытаться купить себе выход, и только один Барти Крауч, которого терять второй раз Амикус отказывался.
- Все целы? – первым делом поинтересовался Керроу, ощущая под коленями твёрдый пол, в правой руке волшебную палочку, а в левой ладонь Флёр. Повернув голову, он заметил Крауча, уже похоже на себя самого, мокрого как мышь и вызывающего забавные воспоминания о той памятной встрече в подвале. – Кажется, я был милосерднее, - заметка сопровождалась усмешкой и взмахом палочки, от которого из одежды повалил пар, и та мгновенно стала сухой. Потом то же заклятие прошлось по одеждам миссис Уизли, хотя при взгляде на неё, какая-то робкая мысль голосовала за идею оставить её в мокрой мантии. Исключительно для «украшения общества».
- Пойдёмте, у нас мало времени. Наверху уже знают, что мы здесь, - поднявшись, Амикус огляделся, вспоминая это место. Высоченная пещера, стенки которой были опутаны рельсами и круглыми дверцами сейфов, хранила в себе богатства и тайны сотен семей. У дальней стены сидел дракон на цепи, и прислушивался. Он был молод, хоть уже порядком и искалечен своими дрессировщиками, но шкура ещё не побледнела, и клыки не вывалились. Он был слеп, как и все драконы, охраняющие сейфы – этим охранникам нет нужды разглядывать тех, кого они спалят заживо, а вот на слух «звякалки» в руках дрессировщика всегда воспринимаются лучше. Это всё тоже когда рассказывал Эрсус Керроу, позволяя своему сыну утверждаться в мысли, что отец знает всё.
- Сейф там, где сейчас хвост лежит. Нужно отогнать тварь в угол, - «звякалки» превосходно справились со своей работой, имея безграничную власть над запуганным разумом зверя, и дракон, один из тех, чью силу и магическое могущество восхвалял Ньют Скамандер, пятился в угол и пытался длинным хвостом загородить морду, покрытую страшными рубцами.
Сняв с шеи цепочку с ключом, Амикус отдал своё самое дорогое сокровище и реликвию в руки гоблина, всё ещё послушного каждому приказу Барти Крауча. Времени на то, чтобы думать о чувствах свободолюбивых гоблинов уже не оставалось – в проходах гремели тележки, и скоро тут будет не протолкнуться от вездесущих авроров, опозорившихся ликвидаторов и разозлённых гоблинов.
- Ну и заварили мы зелье…, - тихо произнёс Керроу, закрывая дверь сейфа изнутри и запирая себя, друга и врагов внутри сокровищницы, которая вполне годилась на роль гробницы.

- У нас есть минут десять, я думаю, - что будет потом, когда эти десять минут закончатся, Амикус думать не хотел. Так далеко планировать они не решались. Уже одно то, что взломщики и заложники добрались до сейфа в целости и сохранности, можно было считать великой удачей. И Амикус всей душой надеялся, что Фортуна пожалеет вложенных в них сил, чтобы всё это превратить в развлечение провалом. С этой минуты и дальше никто ничего не сможет предсказать. Поднимая руку и щёлкая пальцами, Амикус был готов к тому, что вместо вспыхнувших факелов получит бездну под ногами или распахнутую драконью пасть над головой. Он даже успел решить, что это был бы не такой уж плачевный финал.
Впрочем, Судьба всегда любила проворачивать фокус с радостью и разочарованием в одном флаконе. Бездна не разверзлась, из тёмного угла не донёсся рык, но вместо этого появился желанный свет. Медленно разгорающийся огонь факелов озарил высокие своды, тянущиеся к тёмному потолку полки, лабиринты из сложенных стопками книг и горы золота в этих лабиринтах. Кнаты, сикли, галеоны – ровными столбцами, неровными горками, в мешках, сумках и кошельках, или просто рассыпанные по полу. На высоких полках – ящики, сундучки, шкатулки, таящие в себе нечто куда более ценное, чем монеты. И, разумеется, книги, стопки бумаг, потрёпанные счётные журналы…Сокровища на любой вкус.
Амикус протянул руку к ближайшей стопке пергаментов, вытащив один лист наугад. Исписанный тонким мелким почерком педанта, этот листок вдруг принёс эхо полувековой давности. Не просто лист, а купчая на дом, тот самый, что лежит в руинах, сожженный дотла. Когда-то, готовясь к свадьбе, Эрсус решил не приводить невесту в родительский дом, а купил себе свой собственный. Отчего-то в этот момент Амикусу стало стыдно. Он запихал лист обратно, стараясь выкинуть из головы непрошенные мысли, но секунду спустя уже разворошил всю стопку, ища в ней другой документ. И нашёл.
- Барти, - тихо позвал он Крауча, протягивая запакованный конверт с печатями. – Возьми это. Здесь часть завещания моего отца, на счёт одного местечка в южной Англии. Этот коттедж должен был стать частью приданного Алекто. 
Эти слова, произнесённые вслух, показались похожими на заклинание. Древнее, мощное, не терпящее измены. Это заклятие зовётся «Надежда». Долгие годы изгнанникам приходилось довольствоваться тем, что им оставила жизнь, и радоваться, что они хотя бы живы, и относительно свободны – многим не досталось и этого. Амикус запрещал себе думать о том, что что-то может измениться в лучшую сторону, или стать так, как было когда-то, чтобы не изводить себя напрасными грёзами, но теперь не смог себя сдержать. Непрошеная мысль о летнем коттедже на побережье, о мире и покое змеёй заползла в душу, свиваясь кольцами и сжимая в смертельных объятиях. Это – слабость. Может быть, решение прийти за деньгами сюда было ошибкой. Это место, хранившее в себе секреты Рода, осколки прошлой жизни, ранило и причиняло боль. В прошлый раз прикосновение к прошлому закончилось чудовищным пожаром. А во что всё это выльется теперь?
Собирая в сумку документы и важные книги, Амикус не смог не отдать должного гоблинам.
-Я был дураком, когда говорил, что не хочу иметь дел с гоблинами, - усмехнулся он, наслаждаясь звоном золотых монет, по которым вынужден был ступать, как по ковру. Семейный сейф ни на кнат не опустел, потому что гоблины ценят золото и свои обещания дороже, чем дружбу с волшебниками. Пятнадцать лет Азкабана и пять лет изгнания – а золота за этой дверью стало в разы больше, чем наследник помнил. – Интересно, твой отец успел закрыть счёт? Вряд ли бы гоблины сделали это сами, ведь последний наследник теоретически не был убит.
Да, приходить сюда было ошибкой. Во всех этих богатствах следовало видеть мёртвых врагов, мщение, страх недругов, но вместо этого в золотом блеске виделась библиотека, коллекция старинных клинков, мирно весящих на стене, собственный лес для прогулок и… почему-то – вызов к директору в Школу по поводу детских неуместных экспериментов вне уроков. Этому нельзя поддаться, не сейчас. Это – слабость.
- Пора уходить, - Амикус быстро глянул на часы, сверяясь со временем. Семь минут. Быть может, авроры уже стоят за дверью, нацелив волшебные палочки. А может быть, они не посмели спуститься в узкие проходы, и ждут у выхода в холл. Других путей наружу, кроме как через главный зал всё равно нет. – Разрешите, леди, - перекинув сумку через плечо, Керроу снова обнажил волшебную палочку и притянул к себе вейлу, о которой чуть было не позабыл. Но вместо того, чтобы упереть наконечник в нежную кожу, он неуловимым движением извлёк откуда-то тонкую цепочку с кулоном, и застегнул украшение на шее женщины. Великолепной ковки тонкая цепочка легла на ключицы, и в отблеске огня сверкнула подвеска – павлинье перо, из золота, с россыпью драгоценных камней, подобных разноцветным звёздам.
- Маленький подарок за причиненные неудобства, - прошептал мужчина, склонившись к уху пленницы. – Не спешите выбросить его в первую лужу. Это просто красивая вещь, она не виновата в том, что попала в мои руки.
Повинуясь гоблину, тяжёлая дверь сейфа открылась, но за ней не обнаружилось ни армии авроров, ни пышущего праведным гневом Уильяма Уизли. Амикус мог бы поклясться, что почувствовал укол разочарования.
- Может, нас и не будут ловить, как думаешь? – насмешливо поинтересовался он, поворачиваясь к Барти. – Не такие уж мы важные персоны, наверное. Даже обидно.
Сомнения развеял гул, доносящийся сверху. Высоко над головами, в главном зале, судя по всему, царил настоящий ад. Значит, авроры и правда решили не спускаться в туннели, где велик шанс нарваться на заклятие из-за угла. Они ждут, когда воры сами выйдут к ним с поднятыми руками.
- Как вы думаете, леди, - снова обратился Керроу к миссис Уизли, - что они оценят выше – свою профессиональную честь, или вашу нежную шкурку?
Шаги гулко отдавались в тишине подземелья. Дракон всё ещё сидел, забившись в угол, и ждал, когда непрошенные гости уйдут. И в этой тишине можно было различить ещё один звук – где-то ярусом выше тоже открылась дверь сейфа. Но кроме этого звука других не последовало, и Амикус попытался убедить себя, что ему показалось. Тележка, заведённая гоблином, в чей голове всё ещё руководил Барти, уже готова была поднять их всех наверх. 

Примечание: павлин - священное животное богини Геры, покровительницы брака и верности.

- Примите мои искренние соболезнования, мистер Саксон, - бесцветно и абсолютно холодно произнёс гоблин, стоя за спиной Гарольда. Его скрипучий голос гулом отозвался от стен сейфового хранилища, превращая слова в неразборчивую кашу. Бессмысленную неразборчивую кашу, каковыми они, имея изначально лишь официальный характер и нисколько не искреннее предназначение, и являлись. – Мне очень жаль.
Гарольд обернулся, стоя спиной к маленькому уродливому существу.
- Да, мне тоже, - ровно ответил он.
Сказав это, Гарольд подивился, как холодно прозвучали его собственные слова. Хотя не просто холодно, а также бесцветно – официально, как у гоблина. А главное, на них никак не отозвалось его нутро. Ничто не шевельнулось в глубине сердца, не дёрнулась болезненно душа. Или, хотя бы, не защемило где-то в районе солнечного сплетения, как бывало с ним, когда он вспоминал о Герберте. Или Барти. Это пугало. Но чисто теоретически: чувства продолжали молчать.
Забавно, что гоблин решил озвучить свои «соболезнования» уже стоя здесь, вместе с Саксоном, внутри сейфового хранилища. Маленький уродец молчал, когда отправлялся по лабиринтам вместе с Гарольдом почти час назад. Молчал и там, когда господин посол только зашёл в Гринготтс и заявил главному гоблину о своих намерениях. Неужели, хладнокровный мерзавец таким образом напоминал Саксону о своём существовании, как бы намекая, что пора бы уже и закругляться? Гарольд презрительно хмыкнул, когда отвернулся. Последнее время, а точнее с момента побега заключённых из зала суда, он ловил себя на вдруг начавшем проявляться цинизме и некоторой жестокости в отношении к окружающим. Естественно, сказывалась и усталость, и стресс и так далее и тому подобное. Но, как известно, беда никогда не ходит одна – она, стерва, ходит в паре.
Известие о смерти Флоренс Яксли дошло до него только вчера. Письмо было написано каким-то официальным лицом, то ли личным адвокатом матери, то ли просто каким-то дружком, который категоричным тоном сообщал, что госпожа Яксли болела последние полтора месяца, серьёзно простудившись, когда проводила время на лыжных курортах в Альпах, и, к сожалению, умерла, не обратившись вовремя к колдомедикам. Умерла она ещё шестого числа, похороны прошли спустя два дня, и отправитель извиняется, что не сообщил обо всём своевременно её единственному сыну. Произошло это просто потому, что о существовании Гарольда никто из её тамошних знакомых и не знал – выяснили, когда сами начали разыскивать родню Флоренс, когда та уже преставилась. Вместе с письмом отправитель выслал фамильный медальон Яксли, который передавался в семействе по женской линии. По завещанию бабушки Гарольд помнил, что должен передать украшение своей жене, а после – дочери. Но так как семьи не имел совсем, решил сохранить вещь в гринготтском сейфе. Всё надёжнее, чем в заброшенном особняке. Но когда вместе с гоблином добрались до его ячейки и вошли внутрь, Гарольд обнаружил там сохранённые Гербертом вещи деда и бабушки, стал рассматривать, погрузился в воспоминания, и очнулся только теперь, когда гоблин вдруг решил проявить участие.
Сегодня все они были для него «маленькими уродцами». А завтра все его коллеги превратятся в «ленивых бездарей». Ха, видел бы Герберт! Кажется, Гарольд начинает превращаться в него… Нет, стоп. Это уже слишком. Судьбы своего дяди Гарольд повторять не хотел. Так же, как судьбу отца или матери. Нет, ему нужна семья, ему нужны дети. Ему нужна дочь, в конце концов, хотя бы для того, чтобы передать ей этот проклятущий медальон!
Гарольд закрыл глаза, нахмурившись. Отчего-то он не чувствовал боли от смерти матери. Даже ни единой слезы не пролил. Только стал больше молчать и злиться на всех вокруг. Бесконечное раздражение, начинавшееся уже в собственной голове при одном воспоминании о том, что изо дня в день происходит вокруг. И разве был рядом хоть один человек, способный это понять? Нет! Все они самовлюблённые лицемеры, которые заискивают его вниманием ради собственной выгоды, желая как-то попользоваться им, в очередной раз. Каждый из них, насупившись, сбежит в свой угол, стоит лишь рявкнуть погрубее. Вот и отлично. Одному лучше.
Гарольд положил медальон на середину, рядом с позолоченной шкатулкой бабушки. Положил бережно, аккуратно. И вот тут-то, кажется, что-то и дрогнуло внутри. Вот только не от мыслей о матери, а от воспоминаний о старших Яксли.
- Можем идти, - сухо проговорил Саксон, поворачиваясь, наконец, к гоблину всем корпусом. Тот кивнул в вдвоём они вышли наружу. Гарольд стоял спиной к огромным дверям хранилища глядя куда-то во тьму. Сейчас не помешала бы помощь. Сейчас нужен был кто-нибудь, кто смог бы поддержать, кто преодолел бы даже этот стремительно нарастающий слой фамильной циничности и желании быть волком-одиночкой. Но таких людей в его жизни не было. В приступе жалости к себе казалось, что уходят все: либо по своей воле, либо за Смертью.
Гоблин закрыл дверь принадлежащего Саксону сейфа, когда снизу по рельсам, проезжая мимо, показалась другая тележка. Двигалась она ещё не очень скоро, потому что только тронулась, беря свой путь уровнем ниже. В подземельях Гринготтса Гарольд бывал редко, но ни разу ещё не встречал здесь кого-то ещё из держателей драгоценных ячеек. На этих уровнях располагались активы самых влиятельных и богатых людей магического Лондона, а они предпочитали хранить годами, нежели что-то брать. Из любопытства Гарольд пригляделся, разглядывая лица сидящих в тележке. На удивление, человек в ней было много. Даже слишком для её небольших габаритов. Двое мужчин, женщина и гоблин. И лишь спустя пару секунд, когда люди оказались поближе, Гарольд увидел, кем они были.
Внутри всё обмерло. Саксон застыл, широко распахивая глаза. Эти лица он знал слишком хорошо. И пусть двоих из них ему приходилось видеть не так давно, то присутствие третьего потрясало всё его сознание. Мысли понеслись кувырком, напоминая о событиях десятидневной давности, о побеге Пожирателей смерти и о тысячах мыслей, которые Гарольд успел передумать с момента ланча в министерском кафе в компании молодого аврора. Заросший и значительно постаревший, взъерошенный и бледный – он совсем не походил на того парнишку, к которому Гарольд стремился к зале суда много, очень много лет назад. И всё равно он узнал бы его даже спустя ещё столько же времени.
- Барти…